Это Совсем Маленький Эпизод

У фильма дальний прицел, куда более дальний, чем доказательство личной вины ефрейтора Шмидемана (У. Думпис) или вахмистра Веттмана. Их вина ясна в ходе сюжета, доказана исторически, в конце концов. А попытка снять с себя ответственность, найти себе оправдание, доказать свое неучастие -старая как мир уловка, к которой прибегали и не такие «мелкие клерки» фашизма, хищники крупного калибра тоже не гнушались подобными доводами.

Фильм твердо стоит на точке зрения личной вины всех прислужников фашизма, вольных или невольных, будь то нацист Чтитель, оголтелый расист, идеолог местного масштаба, или тот безымянный молоденький солдат, что впервые участвует в карательной операции. «Почему я?» -вопрошает он, беспомощно озираясь, словно ища опору, когда ему вручают факел, чтобы подпалить избу. Еще минуту назад паренек участвовал в издевательском аттракционе, затеянном в доме бабушки Мааре, самой древней старухи в деревне. Но хулиганская выходка кажется теперь просто забавой по сравнению с тем, что произойдет сейчас, в следующую минуту. Он станет участником преступления, одним из убийц, и его рефлекторное «почему я?» -слабая попытка неучастия, слабая надежда выскочить из той жесткой структуры, в которую загоняет личность тоталитаризм.

Это совсем маленький эпизод. Он не разрабатывается на экране, а «договаривается» в сознании зрителя. Благодаря Повествователю, который включает в свой рассказ и то, чего нет в кадре. Ассоциации вынесены за скобки изобразительного ряда, но изображение словно настояно на них.

Античеловеческая сущность фашизма раскрывается в «Факте» способом «от противного» -утверждением нетленной, неистребимой красоты распахнувшейся перед нами жизни, самоценной и прекрасной и в своих бытовых мелочах, и в каждодневных заботах. «Вы думаете, что в этой коляске не может быть никаких новостей, никаких перемен?» -обижается Саломея, обезноженная болезнью дочь вдовы Виктории. Эта реплика и этот персонаж программно выражают философию фильма, согласно которой каждая человеческая жизнь есть микрокосм, уникальная ценность. Тут нет и не может быть никакой иерархии. Этика фильма вторит простому закону бытия: перед смертью все равны. Вот почему в фильме нет центрального героя, нет традиционного деления персонажей на главных и второстепенных, нет драматургии характеров в привычном смысле этого понятия.