Открытый Финал В «Чужой Вотчине»

Помните, в финале Митя уезжает в неизвестное будущее, а на пустом перроне, таком пустом, как бывает только во сне, остается его прошлое -тот самый мальчишечка из пролога, сохранивший в своей памяти мучительный взгляд агонизирующего коня и мелко-мелко дрожащую от рыданий спину отца, ставшего отныне безлошадным.

Простой монтажный стык планов -настоящее и прошлое, сиюминутное и вечное, достоверно-бытовое и мифологическое. Вот код образности «Чужой вотчины», создающей особую стереоскопию, особый художественный мир, внутри которого время течет по своим законам. Перегородки между прошлым, настоящим и будущим сняты, время обладает сверх проницаемостыо, сверхпроводимостью. Поезд увозит Митю не куда-нибудь, а в будущее, в нашу сторону, но мы не узнаем, прибыл ли тот поезд на место назначения, зато знаем доподлинно, что маршрут его был крут и опасен: маршрут проходил через войну.

Это знание о герое не зафиксировано визуально в видимом пространстве экрана, но оттого не менее волнующе и не менее значимо. Не оно ли бросает трагический отсвет на фигуру парня в деревенском кожухе, страстно ждущего перемен и предчувствующего их? Тут-то мы и ощутим присутствие автора-рассказчика: это о н знает о судьбе Мити Корсака то, чего не знает и принципиально не может знать сам герой. Ему не дано знать, что после освобождения Западной Белоруссии из-под сапога панской Польши придут фашисты и оккупируют обретенную родину; что по всей Белоруссии развернется неслыханная по размаху партизанская война; что каждый четвертый белорус в этой войне погибнет.

Мы вольны предполагать, что и Митя Корсак сложил голову за свою «бацькавшину». И то, что автор не ставит точку в судьбе своего героя и дает нам свободу додумать ее, лишь подчеркивает свойственный поэзии эффект лирической недосказанности. «Избыток видения -почка, где дремлет форма и откуда она и развертывается, как цветок»,-писал М. Бахтин.

Открытый финал в «Чужой вотчине» звучит сильным лирическим аккордом. Но возможно, что это нечаянный обертон стратегического режиссерского замысла. А замысел в том, чтобы спровоцировать зрительскую память, вовлечь в размышления о судьбах мира, пробудить чувство истории, ни больше ни меньше. Незавершенность рассказа, обрыв всех его завязей и нитей -не только стилеобразующий, но и смысловой момент фильма: рассказ допишет история, и каждый из нас завершит или продолжит его мысленно, опираясь если не на собственную память, то на свидетельства участников и очевидцев.