В Нашей Критической Литературе

Примечательный диалог! Каких-нибудь шестнадцать лет назад, когда Заостровцев приехал сюда из Ленинграда, такие речи могли бы показаться едва ли не покушением на святая святых. А сегодня и не очень-то обращают на себя внимание -привычны уху. В чем же дело? А в том, что вместе с обществом мы выросли из того состояния, когда «преодоление трудностей» было абсолютной пробой на верность нашим идеалам и оттого неизбежно становилось предметом романтизации. Сегодня вряд ли кто усмотрит романтику в том, что утро главного врача деревенской больницы начинается с заботы о ящике гвоздей, которые надо поторопиться забрать со склада, чтобы никто не перехватил. Все скажут, что это безобразие, что каждый должен заниматься своим делом, что врач обязан лечить больных, а о гвоздях пусть думает завхоз. Все Мы нынче сильны в теории. Ну, а если завхоз не положен по штатному расписанию, а гвозди нужны для строительства больничной бани? Не строить баню? Да не может Заостровцев дальше жить без элементарной гигиены в больнице и строит в обход закона, на свой страх и риск.

В нашей критической литературе столько написано о герое -каким он должен быть и каким хотят его видеть зрители, что удивительно, почему эта проблема до сих пор остается проблемой. Проблема героя подчас представляется так, что поневоле вспомнишь гоголевскую Агафью Тихоновну: «Если бы губы Никанора Ивановича да приставить к носу Ивана Кузьмича, да взять сколько-нибудь развязности, какая у Балтазара Балтазаровича...» При этом все мы твердо знаем, что проблема героя -узловая в любой эстетической системе, в любой поэтике. Известно нам и то, что носителем нравственного идеала в произведении может быть не герой, а сам автор и что даже авторский смех или авторская ирония вполне репрезентативны в этом качестве. Но когда от теории мы переходим к практике и нам предстоит разобраться в конкретном фильме, мы, бывает, не узнаем героя или не видим сложных отношений между автором и героем, если они прямо не обозначены в литературном тексте фильма, а позицию автора опять-таки воспринимаем, только если она высказана в слове.