И Все-Таки Капитан

Уступив настырным просьбам леспромхозников переправить их на тот берег, он нарушит инструкцию, запрещающую самовольные рейсы, и, как на грех, сядет на мель. Такой скандал не утаишь. Начнется публичное разбирательство, и тут, спасая свою шкуру, Прасолов покажет себя ловким демагогом -свалит с больной головы на здоровую. Навесит на своего капитана вину за несчастье, приключившееся с его прежним помощником, вслух скажет о его болезни: пора, мол, на покой, на пенсию. А заодно заложит всех, кто помогал косить колхозную траву -опять-таки незаконно! -для буренки шкипера. От такой подлости простодушные волгари потеряют дар речи. Впервые возникает ситуация, которая позже станет излюбленной в нашем кино: нарушитель закона оказывается нравственно правым, а законник -нравственно глухим. Но в этом сюжете персонажи еще не созрели настолько, чтобы усомниться в истинности существующих законов. Зато нравственное чувство их не обманывает. Прасолов сказал все правильно, но Прасолов подле, такой вердикт выносят люди.

И все-таки капитан Бурлаков вынужден забрать свои пожитки с катера и списаться на берег. Командиром становится Прасолов, хоть и впаяли ему выговор.

В картине, решенной в благородной черно-белой гамме, в аскетичной графике, ощутимо программное нежелание расцвечивать сюжет для пущей важности. Режиссер адресовался лишь к тем, кто хотел его услышать. Кто болел теми же проблемами. М. Осепян хотел высказаться. Поставить все точки над «I». И сделал это. Рассказал о кризисе доброты зачем она «деловому человеку», в самом деле? О презрении этого делового к тем, кто послабее, кто не умеет, не хочет толкаться локтями. Горечь и драматизм сюжета, завершившегося моральной победой нравственного Бурлаков, в том, что победителем тем не менее себя чувствует безнравственный Прасолов...

Да, его катер обходят как зачумленный, и Аленка от него сбежала, и матросом к нему никто не идет. Но время наступило его, прасоловское, и он это понимает. Понимает и автор. Трезвая оценка общественной ситуации, данная художником, воспитанным на идеалах 60-х и преданным им, была новой ступенью зрелости реализма хуциевского направления.