Тема Эта Волнует Повествователя

История мученической гибели ста девятнадцати крестьян поведана с удивительным целомудрием, словно Повествователь знает про Андре Бадена, который считал показ смерти на экране первородным грехом киноискусства. Повествователь рассказал о мужестве людей, безвинно приговоренных к страшной казни, об их благородстве и достоинстве в эти минуты. Он не включил в свой рассказ ничего, что могло бы унизить личность. Разумеется, люди, о которых он повествует, испытывали и страх, и ужас, но они преодолели его -и это главное. Нет, не покорность, не смирение перед силой проповедует он, просто трезво оценивает сложившуюся обстановку: ведь безоружными не пойдешь против солдат с автоматами и бронетранспортеров. И были люди, у которых был какой-то шанс выжить, и они пытались его использовать. Рассказано и об этом, причем без ханжества, без скрытого желания упрекнуть тех, кто остался жить, в малодушии.

Тема эта волнует Повествователя -недаром ей посвящен большой эпизод, да и в показаниях Станисловаса она занимает значительное место.

Жить остались те, кто за эти часы бесконечного сидения под конвоем сумел приблизиться к конвоирам и убедить их в своей отдельности от толпы, ждущей своей судьбы.

Станисловасу каким-то чудом удалось убедить конвой, что он -рабочий с гамбургской фабрики, что в деревне он случайно. Каролине просто повезло: тыча в лица конвоиров старые письма Станисловаса из Саксонии, она сумела доказать, что ее сын на работах в Германии и, стало быть, она благонадежна. О ну освободили как жену убитого партизанами сотрудника гестапо, и она плача поцеловала руку Шакнису, палачу своего мужа... Осталась жива и Текле -благодаря Шакнису, недаром, видать, в деревне говорили, что летчик был влюблен в нее... Их, кто сумел выделиться из толпы, заперли в избе, затворили ставни. Подобно нам, зрителям, они не видели, как горели их близкие, не слышали их криков. Но нам все-таки было легче. Потому что в тот момент, когда занялся огонь, Вицнас, что спрятался в избе, подкараулил Шакниса, схоронившегося в тени дома от страшного зрелища, и вонзил ему вилы в спину. То было посильное отмщение, и оно свершилось на наших глазах.

Когда все было кончено и свет дня вошел в отворенные окна, им, оставшимся жить, не хотелось смотреть друг на друга. Все чувствовали себя виноватыми за то, что остались жить.